В шестидесяти километрах от Москвы по Савеловской железной дороге расположен старинный живописный городок Дмитров. Сюда летом 1918 года, купив за символическую цену домик у графа Олсуфьева (последователя Л.Н.Толстого), переехал престарелый Петр Алексеевич Кропоткин. И отсюда в феврале 1921 года траурный поезд увез его в последний путь.

Последние два с половиной года жизни великого анархиста, связанные с Дмитровом, были наполнены активной творческой деятельностью – научной, философской, общественной (тем более удивительной, если учесть, что ему было уже под восемьдесят лет, и здоровье, подорванное в казематах Петропавловки и тюрьме Лиона, оставляло желать лучшего: сердечные боли, болезни желудка, простуды, невралгия). Петр Алексеевич и его семья (жена Софья Григорьевна и дочь Александра) в суровой, неспокойной и полуголодной атмосфере гражданской войны выживали, как могли: возделывали огород, ухаживали за коровой. Не было электричества, с трудом доставали дрова для печки и сено для коровы. Весной 1920 года Кропоткин лишился помощи и местной машинистки из союза кооператоров и был вынужден сам перепечатывать свои рукописи. Местные большевистские власти (не слишком просвещенные, но как везде, жестокие и подозрительные) косо смотрели на Кропоткина: князь (значит – «контра»), да еще и какой-то анархист вдобавок! Они не раз арестовывали его близких, друзей (в том числе, дочь-анархистку). Одновременно Ленин и его приспешники откровенно заигрывали с Кропоткиным, нуждаясь в его всемирно известном имени и колоссальном авторитете для поддержки своего режима и придания ему «цивилизованности». («Пока у нас в России живут и находятся на свободе такие люди как Владимир Короленко, Вера Фигнер и Петр Кропоткин, весь мир знает, что наша власть – гуманная и просвещенная», - цинично говорили в кулуарах большевистские главари). Они предлагали Петру Алексеевичу роскошный кремлевский паек, а потом – более скромный писательский паек (от которых он отказался, не желая продавать государству за чечевичную похлебку свои анархистские убеждения), проявляли всяческие знаки внимания, думая обмануть старого человека внешним показным радушием.

Отношение же самого Кропоткина к происходившим событиям было сложным и менявшимся по мере удушения новой властью народной полуанархической революции. С одной стороны, он воспринял как должное свержение буржуазного Временного правительства, видя в этом неизбежный этап на пути углубления социальной революции. Он категорически отказался эмигрировать из большевистской России (как ему предлагали шведские социалисты) и призвал западных рабочих сорвать интервенцию европейских держав против России. С другой стороны, все более критически относясь к большевикам как к партийным социалистам-государственникам и видя в них могильщиков Революции, Кропоткин в многочисленных речах и письмах бесстрашно обличал новый режим, продолжающий традиции самодержавия, насаждающий диктатуру сверху и подавляющий всякую инициативу снизу. Он предрекал начало длительной («лет на сто») реакции и наступление «нового самодержавия», многократно более страшного, чем прежнее, подчеркивая, что «полиция не может быть строительницей новой жизни». В своих письмах к Ленину и во время встреч с ним (их было две или три в 1918-1920 годах, всегда по инициативе главы Совнаркома) он осуждал «красный террор», систему захвата заложников и создания концлагерей, широко практиковавшуюся новой «революционной» властью, разгром кооперативного движения и подавление свободы слова. Хотя его призывы были, разумеется, проигнорированы, престарелому анархисту удалось вырвать из чекистских застенков нескольких арестованных.

Поразительно, сколько успел сделать старый больной революционер за два года суровой дмитровской жизни, - невзирая на недуги, необустроенный быт и растущую горечь от происходящих событий! Он встречался с делегациями шведских социалистов и британских лейбористов, принимал анархистов – Александра Атабекяна, Эмму Гольдман и других. Он вел колоссальную переписку с единомышленниками, друзьями и властями. Вынужденный отказаться по состоянию здоровья от лестного приглашения коллег-географов – читать любой географический курс по его выбору в Московском Университете - Кропоткин активно включился в работу местных сил по строительству новой жизни (совсем в духе анархического лозунга «зеленых» 1970-х годов: «Думать – глобально, действовать – локально!»). Он дважды выступал на уездных съездах учителей, активно помогал советами и заступничеством дмитровским кооператорам, участвовал в создании Дмитровского краеведческого музея. Кропоткин не забросил и свои занятия естествознанием, продолжая ежедневные метеорологические наблюдения и сделав доклад о ледниковом и озерном периодах на болотоведческой секции дмитровского музея. (Это так символично и в духе анархиста – сотрудничать не с центральными властями и престижными учреждениями, а со скромными местными тружениками, укрепляющими «снизу» не государство, а общество и тенденцию людей к самоорганизации!) Увы, на его глазах все уничтожалось «сверху». Большевики разгромили дмитровскую кооперацию, пересажав ее деятелей – какая кооперация в тотальном централизованном государстве, управляемом всевластными чиновниками-партократами!

Наряду со всем этим, Кропоткин писал в Дмитрове свой последний фундаментальный теоретический труд – «Этику» (успел выйти в свет лишь первый том, содержащий исторический обзор этических учений, а ко второму – важнейшему – были написаны лишь наброски). Вечный созидатель, видевший в революции не столько деструкцию, сколько творчество, Кропоткин отчетливо осознавал, что в либертарном обществе, уничтожающем внешнюю регламентацию, власть, законы и принуждение, на передний план выходят этические внутренние императивы, двигающие освобожденными людьми.

Петр Алексеевич много читал (в его дмитровском доме насчитывалось более полутора тысяч книг), играл на рояле, ежедневно выходил на прогулки по городу, общаясь с дмитровчанами, большей частью и не подозревавшими, что этот белобородый добродушный старик – всемирно известный апостол анархизма.

8 февраля 1921 года Кропоткин умер – в своем доме в Дмитрове. Ныне его прах покоится на Новодевичьем кладбище в Москве. После его кончины был создан Комитет по увековечиванию его памяти (из его родных, анархистов, видных революционеров, ученых и общественных деятелей), а в Москве и Дмитрове были созданы музеи. Московский музей Кропоткина оставался на протяжении 1920-х годов последним полулегальным прибежищем для русских анархистов. Однако из-за безденежья, арестов и чудовищной атмосферы 1930-х музеи были обречены – в конце 1930-х годов их деятельность прекратилась. Сейчас в московском музее Кропоткина (в доме, где он родился в 1842 году и провел свое детство) находится посольство Палестины, и лишь мемориальная доска напоминает о князе-анархисте.

Что же касается Дмитрова, то изба, в которой прошли последние годы его жизни, долгое время принадлежала различным бюрократическим учреждениям города – например, управлению по делам культуры. Горькая ирония истории: один дом анархиста стал посольством государства (в Москве), другой – властной конторой, УПРАВЛЯЮЩЕЙ… культурой!

На волне перестройки, когда к личности и идеям Кропоткина вспыхнул огромный интерес (некоторое время он даже поддерживался горбачевским режимом, уже разглагольствовавшим о «социалистическом плюрализме мнений» и еще не решавшимся провозгласить окончательный переход к «дикому» капитализму), в СССР начало возрождаться анархическое движение. В Москве при Академии Наук была создана официальная Комиссия по увековечиванию творческого наследия П.А.Кропоткина, встал вопрос об открытии его музея в Дмитрове. Тем более, что уже с 1970-х годов (!) – а в то время о Кропоткине разрешалось упоминать лишь как о географе и путешественнике – местный краевед Ромуальд Федорович Хохлов, глубоко симпатизировавший идеям Петра Алексеевича и осознавший себя анархистом, по крупицам собирал материалы, которые могли лечь в основу этого музея. Если для центральных и местных властей разговоры о музее Кропоткина стали лишь преходящей «кампанией» и поводом для однодневной сенсации, то для Ромуальда Федоровича возрождение анархического музея в Дмитрове было делом всей жизни. В 1992 году в Москве, Дмитрове и Питере с огромным размахом проходила международная конференция памяти П.А.Кропоткина, приуроченная к его 150-летию; в ней участвовало около ста человек, а ее материалы, изданные в 1992-2004 годах, составили четыре тома. К юбилею дом Кропоткина в Дмитрове наконец торжественно и широковещательно очистили от чиновников, объявили о грядущем открытии музея. И… все на долгое время затихло. Зачем новой власти апостол безвластия? Официальная конъюнктура вновь повернулась спиной к князю-анархисту, культура и наука в России девяностых пали жертвой рыночных реформ. Кремль дал указание не разбежавшимся от голодухи ученым и философам искать «русскую идею» в державном ключе, бесконечно далеком, разумеется, от анархизма. И вновь сохранение памяти о Кропоткине стало делом горстки энтузиастов: краеведов, ученых и немногочисленных участников анархического движения, возродившегося в России. Ромуальд Федорович Хохлов ушел из жизни номинальным директором виртуального музея Кропоткина, так и не дождавшись его реального открытия.

Но вот, наконец, в последние годы и месяцы произошли отрадные и долгожданные перемены. То ли какой-то финансовый рак свистнул на неведомой нам горе, то ли подвижническая деятельность дмитровских краеведов (и, в частности, замечательного человека – Яна Львовича Прусского – продолжателя дела Хохлова) дала, наконец, свои плоды. Удалось открыть памятник Петру Алексеевичу Кропоткину работы московского скульптора Рукавичникова. Это, кажется, первый памятник анархисту в современной России (если не считать монументов Л.Н.Толстого и стеллы в Александровском саду, на которой начертаны имена Прудона и Бакунина). Памятник получился довольно неплохой, человечный, домашний какой-то, без пошлости и помпезного пресмыкательства (не в пример всяким Клыковым и Церетели, загромоздившим своими жуткими творениями всю столицу). В ближайшее время планируется открытие долгожданного музея в Дмитрове. Впору кричать ура, если бы к этой огромной бочке меда не примешивалась неизбежная ложка дегтя. К сожалению, дом, в котором жил анархист, сгнил, и его пришлось разобрать. Сейчас ведутся работы по строительству нового дома по чертежам старого; стоять он будет на прежнем месте.

29 мая группа московских анархистов посетила Дмитров, побывала около реставрируемого (новостроящегося) дома Кропоткина и памятника, предложив свою посильную помощь тем, кто занимается (вос)созданием музея Петра Алексеевича. Анархизм далек от создания идолов, тем более, что и Кропоткин не был безупречен во всех своих поступках. Вспомним его «оборонческую» позицию в годы Первой мировой войны, оттолкнувшую от него большинство анархистов, известный «оппортунизм» в конце жизни, заставивший одно из российских анархо-изданий тех лет опубликовать прижизненный «политический некролог» своего учителя. Его анархо-коммунистическая теория принимается далеко не полностью и далеко не всеми анархистами (при всей ее разработанности, основательности и авторитетности). Однако бережное сохранение памяти о выдающемся революционере и универсальном мыслителе-энциклопедисте, принципиальном и самоотверженном поборнике освобождения человечества, уважение к его колоссальному труду, не имеет ничего общего с обожествлением и слепым идолопоклонством. Мы не «молимся» на Кропоткина и не воспринимаем его как абсолютный авторитет (как марксисты, которые привыкли превозносить на своих классиков), но черпаем в его замечательной жизни силы и веру в человека, а также разделяем и развиваем многие идеи, изложенные им столь основательно и блестяще.

Я надеюсь, что современные анархисты – российские и зарубежные – все те, кому дороги идеи Кропоткина и его необычайно светлая и самоотверженная личность, станут постоянными гостями в Дмитрове и смогут чем-нибудь помочь возрождению музея П.А.Кропоткина. Музея, который должен стать не мертвым саркофагом былого величия мумифицированного анархизма, а одним из живых центров его изучения и возрождения.

Петр Рябов